Марсалис и его русское отражение

Джаз предполагает широкий спектр артистических темпераментов, и музыканты по всему миру выбирают из этого спектра то, что наилучшим образом соответствует их личному темпераменту. Некоторые выбирают ранимость, другие — сосредоточенность, третьи — неугомонность. Некоторые — как, например, российский саксофонист Игорь Бутман — выбирают непобедимость.

Г-н Бутман занимает в России положение, в общих чертах сравнимое с положением Уинтона Марсалиса, художественного руководителя организации «Джаз в Линкольн-центре». Он — легко приспосабливающийся к окружающей среде, в высшей степени умелый практик, а кроме того — наиболее известный популяризатор джаза в этой стране. Он родился в том же году, что и г-н Марсалис — 1961-м, учился в музыкальном колледже Беркли в Бостоне, когда ему было далеко за 20, и недолго жил в Нью-Йорке, прежде чем вернуться в Россию. В России он возглавил биг-бэнд, стал владельцем джаз-клуба в Москве и ведущим телевизионной программы.

Оба музыканта играли вместе несколько раз в России, и для открытия нового концертного сезона «Джаза в Линкольн-центре» (который в этом году имеет международную тематику) г-н Марсалис пригласил биг-бэнд Игоря Бутмана играть рядом со своим оркестром в зале Alice Tully Hall.

«Рядом» — это в буквальном смысле: два биг-бэнда сидели на одной сцене как зеркальное отражение один другого. В четверг (18 сентября — ред.) вечером оркестры время от времени играли вместе, но чаще перебрасывались музыкой между собой. Этот трюк исполнялся очень аккуратно и ясно свидетельствовал о том, что у оркестров было достаточно времени порепетировать вместе (концерт будет повторен сегодня вечером) (20 сентября — ред.).

Как импровизатор, г-н Бутман — такой же любимец публики, как и г-н Марсалис. Он играл ураганно мощные постбоповые соло, даже в своей балладе «Ностальгия», демонстрируя притягательную уверенность. Но и г-н Марсалис играл со своей характерной особенностью и юмором; г-н Бутман свой юмор держал под контролем. Представляя пьесу, называющуюся «Водные лыжи», он пояснил, что в России джазовые музыканты его поколения впитали много джаза из музыкальных тем, звучащих в мультфильмах (как раз такова была исполненная пьеса — целая звуковая поэма). И в случае с Бутманом, по крайней мере, вы могли понять их привлекательность, потому что кое-что из стойкой, всеобщей развлекательной эстетики телевидения 1960-х годов проникло в его музыку.

Оркестр продемонстрировал отличную компетентность и беглость: несколько солистов русского биг-бэнда, включая баритон-саксофониста Александра Довгополого и трубача Артема Ковальчука, сыграли красивые и при этом энергичные соло, полностью в пределах времени, тональности и выдержанные в стилистике биг-бэндов послевоенного мэйнстрима. Это была плотная, хорошо написанная музыка: прихотливое движение гармонии в секции саксофонов внутри более широкой группы в написанной Виталием Долговым аранжировке «Вальса цветов» Чайковского звучало, словно идеи Эллингтона были вложены в жесткую, медно-духовую оболочку звучания биг-бэнда Мэйнарда Фергюсона.

Хотя русские народные мелодии и были использованы в двух пьесах, никаких простоватых интонаций в них не осталось: это были гигантские аранжировки, включавшие дуэли солистов обоих оркестров, встававших друг напротив друга среди своих сидящих коллег, словно вратари противоборствующих команд. Это было здорово сделано: ближе к концу эллингтоновского быстрого блюза «Ready, Go» по два тенор-саксофониста из каждого оркестра встали и начали импровизировать совместно, медленно наращивая интенсивность — без всякого сопровождения, под ритмичные хлопки оркестров и публики. Публика дала им то, что они искали.